Эссе учителя

Что я расскажу детям о войне…

Рейтинг
ПлохоОтлично 

Многое уже сказано о Великой Отечественной войне, унесшей не тысяч – миллионы жизней людей. 65 лет прошло со Дня Победы. Много это или мало? Наверное, много – для тех, кто жил в то время, воевал, защищал нашу Родину, боролся с врагами. Может быть, мало – для тех, кто не слышал взрыва пуль, грохота снарядов, не видел убитых, не терял близких.
Что можно рассказать о войне нашим, сегодняшним детям, которые, к счастью, только понаслышке знают об ужасах той кровавой войны, которые уже не смогут услышать рассказы ветеранов войны, которые лишь из книг и с экранов телевизоров видят все, что происходило в те далекие военные годы.
Но и не рассказывать им, живущим в 21 веке, владеющим компьютерными технологиями, нельзя. Потому что это – наша история. Потому что наши деды и отцы погибали на той войне ради нашей спокойной жизни.
И сейчас свистят пули и рвутся снаряды, и сейчас наши парни уходят на войну. Но во имя светлого будущего, ради мирного неба над головой наши дети должны знать обо всех войнах, чтобы им не пришлось делить этот мир.
Когда-то великий Достоевский поставил вопрос: а найдется ли оправдание миру, нашему счастью и даже вечной гармонии, если во имя этого, для прочности фундамента, будет пролита хотя бы одна слезинка невинного ребенка? И сам ответил - слезинка эта не оправдает ни один прогресс, ни одну революцию. Ни одну войну. Она всегда перевесит.
Всего одна слезинка...
Человек жив до тех пор, пока о нем помнят.
Нужно ли помнить о том - печальном, порой даже трагическом? Почему-то такое не забывается… Даже если все происходит в детстве. Детская память настолько избирательна, что часто запоминаются совсем незначительные моменты.
Воспоминания детей войны.
Я запомнила... Я была совсем маленькая, но я все запомнила...
Июнь сорок первого года...
Последнее, что я запомнила из мирной жизни - сказку, мама читала ее на ночь. Мою любимую - о Золотой рыбке. Я всегда у Золотой рыбки тоже что-нибудь просила: "Золотая рыбка... Миленькая золотая рыбка..." И сестричка просила. Она просила по-другому: "По щучьему велению, по моему хотению..." Хотели, чтобы мы поехали на лето к бабушке, и чтобы папа с нами поехал. Он такой веселый...
А потом помню: черное небо и черный самолет. Возле шоссе лежит наша мама с раскинутыми руками. Мы просим ее встать, а она не встает. Не поднимается. Солдаты завернули маму в плащ-палатку и похоронили в песке, на этом же месте. Мы кричали и просили: "Не закапывайте нашу мамку в ямку. Она проснется, и мы пойдем дальше". По песку ползали какие-то большие жуки... Я не могла представить, как мама будет жить под землей с ними. Как мы ее потом найдем, как мы встретимся? Кто напишет нашему папе?
Я рос без мамы...
До сих пор помню, как я надел первые свои ботинки, купленные отцом. И какое было горе, когда поцарапал их сучком в лесу. Мне так их было жалко, что я думал: лучше бы порезал ногу -- зажила бы. В этих же ботинках я уходил с отцом из Орши, когда город бомбили фашистские самолеты.
Они нас расстреливали в упор... Люди падали на землю... В песок, в траву... "Закрой глаза, сынок... Не смотри..." - просил отец. Я боялся смотреть и на небо -- там было черно от самолетов, и на землю -- везде лежали убитые. Близко пролетел самолет... Отец тоже упал и не поднялся. Я сидел над ним: "Папа, открой глаза... Папа, открой глаза.." Какие-то люди кричали: "Немцы!" -- и тянули меня за собой. А до меня не доходило, что отец больше не встанет, и вот так в пыли, на дороге, я его должен бросить. На нем нигде не было крови, он просто молча лежал. Меня от него оттянули силой, но много дней я шел и оглядывался, ждал - отец меня догонит. Просыпался ночью... Просыпался от его голоса... Я не мог поверить, что отца больше у меня нет. Так остался я один и в одном суконном костюме.
А я думала о маме...
Как мы доехали до Пензы -- не помню, как меня привезли в детдом – не помню... Чистые страницы в памяти... Помню только, что нас было много, спали по двое на одной кровати. Если одна заплакала, то и другая плачет: "Мама! Где моя мама?" Я была маленькая, меня хотела удочерить одна нянечка. А я думала о маме...
Иду из столовой, дети все кричат: "Приехала твоя мама!" У меня в ушах: "Твоя ма-а-а-ма... Твоя ма-а-а-ма..." Мама мне снилась каждую ночь. Моя настоящая мама. И вдруг она наяву, но мне казалось, что это во сне. Вижу -- мама! И не верю. Несколько дней меня уговаривали, а я боялась к маме подходить. Вдруг это сон? Сон!! Мама плачет, а я кричу: "Не подходи! Мою маму убили". Я боялась... Я боялась поверить в свое счастье...
Ребенок рождается...
Уже в дороге узнали, что везут нас в Казахстан. В одном вагоне с нами ехало семей десять, у одних была беременная дочь. Стали бомбить поезд, налетели самолеты, никто не успел выскочить из вагона. Тут мы слышим крик: у беременной оторвало ногу. Этот ужас до сих пор сидит у меня в памяти. Женщина начала рожать... И родной отец стал принимать роды. И все это на виду у всех. Грохот. Кровь, грязь. Ребенок рождается...
Что у меня осталось с войны?
Ехали долго... Поезд шел медленно. Хорошо было видно... На насыпи лежали убитые, сложенные аккуратно, как шпалы. В памяти осталось... Как нас бомбили, как визжали мы и визжали осколки. Как на станциях нас кормили женщины, они откуда-то уже знали, что едет поезд с детьми, и мы целовали им руки. Как оказался с нами грудной ребенок, мать его убило при обстреле. И как женщина на станции увидела его и сняла с головы платочек, отдала на пеленочки...
Я буду век помнить... Я за жизнь не забуду...
Девочка эта стоит и плачет, потому что она, когда нас гнали на профилактику, потеряла маму. Мама у нее была молодая... Красивая мама... А мы ехали всегда в темноте: никто нам двери не открывал, вагоны товарные, без окон. Всю дорогу она не видела свою маму. Целый месяц. Стоит она, плачет, а какая-то старая женщина, тоже постриженная наголо, тянет к ней руки, хочет ее погладить. А она убегает от этой женщины, пока та не позвала: "Доченька..." И только по голосу она догадалась, что это ее мама.
То ли сама помню, то ли мама потом рассказывала...
Мы идем по дороге. Идти нам тяжело: мама больная, мы с сестрой маленькие: сестре -- три годика, мне -- два. Как нас спасти?
Мама написала записочку: фамилию, имя, год рождения, положила мне в карманчик и сказала: "Иди". Показала этот дом... Там дети бегали... Она хотела, чтобы я эвакуировалась, уехала с детдомом, она боялась, что мы все погибнем. Хотела кого-нибудь спасти. Я должна была пойти одна: если бы мама меня привела в детдом, то нас бы отправили вдвоем обратно. Брали только тех детей, кто без родителей остался, а у меня мама есть. Вся судьба моя в том, что я не оглянулась, иначе бы никуда от мамы не отошла, как все дети, бросилась бы ей на шею в слезах, и меня никто не заставил бы остаться в чужом доме. Моя судьба...
Мама сказала: "Пойдешь и откроешь вон ту дверь..." Я так и сделала. Но эвакуироваться этот детдом не успел...
Золотые это слова...
...В детдоме мне подарили оранжевое платье, с карманчиками. Так любила его, что всех просила: "Если умру, похороните в этом платье". Мама умерла, папа умер, и я скоро умру. Долго-долго ждала, когда умру. Всегда плакала, когда слышала слово "мама". Однажды меня за что-то отругали и поставили в угол, я убежала из детдома. Несколько раз убегала искать маму. Долго не росла... Мы все в детдоме плохо росли. Я думаю, что, наверное, от тоски. Мы не росли оттого, что мало слышали ласковых слов. Без мам не росли...
Часто слышу, как говорят: "Моя мать" или "Мой отец". Я не понимаю, как это - мать, отец? Будто это чужие люди. Только - мама или папа. А если бы они у меня были живы, я звала бы их: мамочка и папочка.
Золотые это слова...
Именно из таких воспоминаний – воспоминаний детей, живших во время войны, - мы извлекаем уроки. Уроки любви, красоты, вечности. Мы понимаем, насколько трудно было им, совсем еще маленьким по возрасту, но рано повзрослевшим по необходимости.
У каждого из них своя военная судьба, но подвиг общий - это подвиг всего нашего поколения. «Мы - дети войны, детство которых закончилось 22 июня 1941 года», - говорят сейчас наши ветераны Великой Отечественной войны. Настоящие герои, воевавшие плечом к плечу со старшими боевыми товарищами. Они не ждали и не ждут благодарности, чинов и почестей. Они просто любили и любят Родину.
Я хочу рассказать о том,
Как в войну вывозили детдом.
В тыл везли. На далекий Урал,
Но состав под бомбежку попал.
И девчонка с льняною косой
Все кричала: «Ой, мамочка, ой!»
А потом замолчала навек.
Стал там кашей кровавый след.
Как такое забыть, скажи?
Как им жить, как им быть, скажи?
Тем, чей смех оборвала война?
Тем, чьи жизни забрала она?
Посмотри, молодая мать…
Ей, наверно, лет 25.
Выбирает куклу-красавицу.
Кукла дочке и маме нравится.
Что ж у мамы в глазах печаль?
Смотрит мама куда-то вдаль…
Там ни кукол, ни детского мира.
Там – война. Там холодно, сыро.
Там рекою слезы и кровь.
Неужели так будет вновь?
Нет, всем сердцем своим заклинаю!
Тем, кто видели смерть не одну:
«Наши дети того не узнают,
Что детьми мы узнали в войну!»
Пусть над нашими небесами,
Не боясь, что грянет гроза,
Солнце яркое держат дети,
Словно шар голубой в руке.
Не страшны отныне нам войны.
Мы живем, никому не грозя!
Но чтоб дети росли спокойно,
Нам спокойными быть нельзя!